Когда начались  формальности  с освобождением, я  спрашивал у греческихженщин:     – “Куда вы хотите выехать?”     Они в  первый миг,  не веря Счастью, бормотали что-то про  Тарент, но язнал, что  Тарент давно осажден и  там женщин  ждет лишь  полное  повтореньетого,  что они  уже  пережили. Поэтому, я дал  им остерегающий знак и  посленедолгого шушуканья меж собой, женщины сказали: “Афины”.     И  судьба их  была решена.  С одним  ”но”. Мы не  могли  отправить их вГрецию, пока у противника оставалась база в Лиллибее.  Прочих вывезли в Рим,так как появилась короткая дорога морем в Италию, но в открытом море все ещехозяйничали карфагенские корабли.     И моя армия отправилась под  Лиллибей. В Сиракузах были оставлены самыеслабые, самые небоеспособные  плебейские части под командою  Брутуса.  Город(за вычетом беднейших кварталов)  был уже пуст и теперь плебеи  не могли ужекому-нибудь повредить.     Но с ними я не  мог оставлять  ни Зою с Мариною, ни — прочих женщин. Ивот  –  однажды,  когда  я  обходил   караулы,  из  палатки  вроде  бы  ужеосвобожденных гречанок я услыхал такой разговор:     –  ”Ну, что, бабуль… Хочешь опять покричать,  или сегодня  ты  будешьпаинькой?”     – “Послушайте…  Я  – не  могу.  Вы… Вы — больны.  У  Вас  гнойныевыделения. Я… Боюсь целовать дочерей и внуков своих”.     – “Да ладно тебе! Спим каждую ночь, а  ты — все, как девочка! Кто тебязаставляет их целовать? И  потом — весь гной, что течет из тебя, не заметенв твоих испражнениях! А тот, что в горле твоем… Так ты — чаще сглатывай!     Нет,  нет…  Это потом. Это — после  всего. Не пойду же  я от тебя –тобою  замаранный.  Нет, ты ляжешь сейчас — как всегда на  живот… Или мнеопять ломать твои пальцы?”     – “Боже… Нет…  Не трогайте  пальцы! Они только зажили… Так Вам –удобней..?” —  из  палатки  раздался сдавленный вскрик и  довольное сопениемоего офицера.     А я стоял в темноте на расстоянии вытянутой руки и… не знал, что  мнеделать. Свободные, иль рабыни –  женщины  эти  остались в расположении  моейармии. Я, конечно,  мог  сейчас войти в  эту палатку, наказать, или  даже –убить негодяя, но что бы это дало?     Он уже спал со старою женщиной,  стало быть — по общему мнению, у негона нее  были Права и ежели б я  ”удалил” его, не  прошло бы  и получаса, какпрочие  офицеры  уже разыграли  бы несчастную  в кости. А новый ее  Господинснова ломал  бы женщине пальцы, чтоб имущество, обреченное на долгую Казнь -его лучше слушалось. Это выглядело ужасно, но я  осознал, — лучше — ничегоне менять.     Когда я вернулся  в  палатку мою, по словам Зои, на мне “лица не было”.Гречанки  стали  суетиться  вокруг,  спрашивать  –  что  случилось  и…  Ярассказал  то, что услышал. Я спросил Зою, —  что  делать? Я могу отнять ееродственниц  у нынешних  друзей-покровителей, но не в силах моих — что-либоизменить.     Тогда Зоя призналась:     –  ”Мы  – боялись тебе говорить. Люди твои злы  на тебя.  Ты  подчинилцелый  остров договорами,  но  –  не  завоеваниями и они…  Они  надеялисьутолять зверские инстинкты свои в каждом городе, а теперь… Они даже  и  нескрывают, что мучают маму с  сестричками  за  то, что… Ты победил  СицилиюМиром.     Они и  дальше их будут мучить. Потому  что — Ты за  них заступился. Неходи к ним… Если с тобою что-то произойдет… Я уже не думаю  о себе, хотьпо  всем взглядам и намекам твоих  офицеров, я знаю, что нас  с Мариною ждетужасная ночь.     Это  –  неважно.  Важно  то, что  здесь на  острове  десятки маленькихгородков,  каждый  из коих  может  быть взят и  завоеван твоими людьми.  И вкаждом таком городке — любую из женщин ждет ужасная участь. Ты…     Ты  – не поверишь, –  местные греки считают тебя их Хранителем! Если стобой что случится, их всех ждет…”     Зоя не  договорила, она обняла меня, принялась  целовать и в ту ночь –мы и зачали ребеночка.
Потом  был Лиллибей. Мы взяли город  после  недолгой осады. Лиллибей –меньше, чем Сиракузы, и Добыча  там была поскромней.  Когда принялись делитьпленниц, даже мне — Командующему досталась только одна на троих.     Я не  желал  Выбирать. После меня  женщина все  равно  доставалась двумне-людям и я ничего не мог с этим сделать. Но Зоя сказала мне:     – “Что  ты  делаешь? Какой-то из женщин в итоге лежать только  лишь поддвумя, а не пятью мужиками! Ты не сможешь простить себя, ежели не дашь ей –хоть этой возможности!”     И я выбрал стройную африканку  с  оливковой  кожей. Согласно  обычаю, ядолжен  был  осуществить свое Право  в  присутствии  совладельцев  (чтоб  неущемить  в чем-либо  их  Права),  и все,  что я мог  поделать —  прошептатьпленнице на ломаном африканском:     – “Прости. Я постараюсь не обидеть тебя!”     Когда  я встал  с  пленницы,  двое  иных  совладельцев  стали  сразу жезакреплять на пальцах ее рук и ног странные приспособления. И я осознал, чтоэтими штуками они и ломают женщинам суставы на пальцах. Я не поверить  своимглазам, – они даже и не пытались утолить свою похоть! Для них важнее было –сперва помучить, а потом уже — взять искореженное, вопящее  тело, в коем небыло ничего человеческого! Я спросил их:     – “Вам помочь?” — а мне отвечали с ухмылками:     –  ”Через  полчасика она сама сделает  все, что  мы  ни  захотим. Мы еесперва, конечно — поучим. Желаете посмотреть?”     Мне стало дурно и я поспешил из палатки. Я  не успел выйти, когда мне вспину ударил первый пронзительный крик.  А из прочих палаток тоже кричали –по-звериному, страшно…     Я поднял голову, чтоб спросить Совета у Небесного Отца моего и в головеу меня сразу же раздалось:     “А что ты хотел  от Карателей? Да,  среди них есть и — патриции. Но невсякий  патриций по своей  Воле идет туда, где  ему позволено  мучить  семьиИзменников,  да  Казнить  восставших  Рабов! У  тебя  очень… специфическийЛегион. Ты  же  сам  оставил  всех дельных  следователей Исполнять  Долг,  -Оберегать  Покой Вечного Города!  Здесь  – только  те,  кого  ты не  посмелоставить вместо  себя! Следователи… Следователи Насилуют жен подозреваемыхв Измене Родине. И ты нарочно оставлял только лишь — не-Насильников.     Так чего же ты удивляешься?!     Вызови из Рима нормальных, хороших, Честных людей, пусть вместо них этамразь ходит ночами по  Городу и  производит аресты! Ты же сам забрал из Римавсех этих! Зачем же теперь — ты о чем-то Молишь меня?! Это — Твой Выбор!     Всем им не нужны  -  ни женщины, ни пленные мальчики. Им  нужен  повод,чтоб их помучить! А ты — своими мирными договорами лишил их этого Повода!”     Когда я вернулся в палатку к  Зое с Мариною, я сел на постель, а  потомслезы сами собою полились из меня. Я Знал, что сие — Кара Божия. За все то,что я сделал.  За  то, что  я привел сюда  всю  плебейскую мразь  из ВечногоГорода!     А две гречанки сидели рядом со мною и — тоже плакали. Ибо в ту ночь –все равно нельзя было спать из-за криков…
Потом  – пришло Лето  и в месяц Солнца  у Зои прервались ее  Месячные.Врачи подтвердили, что она — понесла.     Мать,  сноха  и сестры  ее  собрались тогда  (скоро  им должно было ужеотплывать)  вокруг   забеременевшей   и   шептали  чреву  ее   что-то  тихо,по-гречески. Зоя моя улыбалась в ответ и отмахивалась:     – “Нет. Да – что вы?! У  малыша моего такой прекрасный Отец, неужто  онне  защитит меня и маленького?! Он — хороший. Даже среди этих варваров естьвполне Культурные люди! Неужто человек, столь прекрасно владеющий греческим,может быть Плох для меня?!     Нет.  Спасибо. Все и у меня, и у будущего малыша будет теперь Хорошо! ЯЗнаю. Я Чувствую”.     Я  стоял с другой стороны  походной палатки и — подслушивал. Наверное,это  – нехорошо. Но — простительно. Ибо я… Признаюсь  – как  на духу, япринялся ревновать Зою к старому, бесплодному мавру.     У меня гора рухнула с плеч, когда она случайно призналась:     – “Так —  нехорошо говорить,  но я  – Счастлива.  Не будь всего  тогоУжаса,  что